Старушка жила на Тюдор-стрит, неподалеку от Тампля, в том самом доме, где в XVII веке Гоббс написал несколько страниц своего загадочного «Левиафана». Говорят, находясь в дурном расположении духа, суровый Локк, который не любил Гоббса, перебил в этом доме стекла.
Старую леди звали Бодлей, Патриция Бодлей. Она происходила по прямой линии от Томаса Бодлея, основателя знаменитой, носящей его имя оксфордской библиотеки, в которой, как полагают, обитает привидение.
Надо сказать, что выглядела старушка прекрасно: у нее было милое кукольное личико, великолепные серебряные букли и глаза, все еще сиявшие небесной голубизной.
Прислуга в доме была малочисленной: двое слуг и две служанки. Она их выбрала, потому что они носили славные имена: Фаркер, Макферсон, Питт и Тернер.
Она была богата «чудовищно богата», как говорили те, кто якобы ее знал, и слух этот распространялся далеко за пределами квартала. Но старушка жила очень скромно. У нее не было ни семьи, ни друзей, а если посетители и заглядывали к ней, то их вежливо, но твердо выставлял за дверь швейцар Фаркер.
Как же случилось, что Катермол стал постоянным гостем столь тщательно охраняемого от чужаков дома?
Он и сам не смог бы этого объяснить, ибо все произошло совершенно неожиданно.
Катермол был человеком средних лет с ничем не примечательной внешностью. Всю свою жизнь он перебивался случайными заработками.
Как раз в эти дни он ходил от двери к двери, предлагая нянькам и служанкам шестипенсовые романчики. Однажды он забрел в район Тампля, позвонил у парадного дома на Тюдор-стрит и был изгнан, не успев даже предложить два лучших, по его мнению, романа: «Невесту Голубого тигра» и «Тайны Кровавой башни».
Это его весьма опечалило, ибо он рассчитывал позавтракать на выручку: всего-то ему и нужно было, что чашку чаю да сандвичи с чеширским сыром.
Устало шаркая ногами, доплелся он до бульвара и сел на скамейку, чтобы выкурить последнюю оставшуюся у него сигаретку.
Но едва он ее раскурил, как увидел потного задыхающегося швейцара Фаркера. Тот рассыпался в извинениях.
— Простите, я не должен был вам отказывать! Миледи отругала меня. Ее очень интересуют книги. Прошу вас, пойдемте, я вас провожу.
Катермол, разумеется, о лучшем не мог и мечтать. Тем не менее он слегка удивился, ибо не привык к подобному обхождению. В холле его ожидал второй слуга, Макферсон, с пятифунтовой ассигнацией в руках.
— Миледи покупает все, — сказал он, завладев потрепанным чемоданом книгоноши. — Следуйте за мной, она хочет вас видеть.
Катермол прошел по ковру с длинным ворсом, едва не споткнулся о шкуру белого медведя и сам не заметил, как очутился в просторной гостиной. Стены комнаты были затянуты красивой пестрой тканью.
В высоком кресле гостя ожидала милая старушка в шелковом платье с кружевами.
Она пригласила его сесть.
— Сэр, — произнесла она (подумать только, она назвала его сэром!), — я очень люблю книги и считаю, что заниматься их продажей столь же благородно, сколь и сочинять их.
Белой пухлой ручкой она потрясла звоночек, и на его серебряный зов тотчас появился Макферсон.
Он наполнил высокий хрустальный бокал выдержанной мадерой и пододвинул Катермолу позолоченную коробку с великолепными сигарами.
Когда разносчик отхлебнул вина и раскурил чудесную сигару «Гарри Клей», старушка попросила его рассказать о себе.
Это так смутило беднягу, что он едва удержался от желания почесать в затылке. Он подумал, что перед ним старая дева, писательница, собирающая всякие жизненные курьезы, чтобы потом использовать их в своих сочинениях — о таких случаях он читал в романчиках, которыми торговал. Катермол был смущен и подавлен: жизнь его была самой обыденной, а на то, чтобы придумать нечто занятное и тем заслужить право на место в книге, у него просто не хватало воображения.
Однако хозяйка дома слушала его внимательно и, похоже, с видимым удовольствием.
И когда часом позже он расставался с ней, она пригласила его заходить в любое время.
В уютной маленькой столовой Макферсон накормил его плотным завтраком, напоил бодрящим вином, а затем проводил до порога, словно знатного гостя.
Благодаря пяти фунтам Катермол две недели не знал никаких забот: ему даже не надо было ходить по домам и расхваливать «Невесту Голубого тигра» или «Тайны Кровавой башни».
Потом он снова пришел на Тюдор-стрит, и Фаркер тут же проводил его к леди Бодлей.
Он выпил старой мадеры, выкурил чудесную сигару, после чего ему снова пришлось рассказывать о своей жизни. Но поскольку он это в какой-то мере предвидел, то на сей раз он присочинил несколько историй, которые леди Бодлей выслушала с явным удовольствием.
Он даже рискнул ввернуть в свой рассказ один романтический эпизод. Почерпнутый из душещипательных романов мадам Беркли, на что старушка мило улыбнулась и с легкой укоризной покачала головой.
Затем, как и в первый раз, его проводили в столовую, где он отведал устриц и дичи, выпил великолепного вина и унес в кармане следующие пять фунтов, даже не оставив в обмен ни одной книги. Тогда-то Катермол и уверовал в свою счастливую звезду.
По определенным дням он стал еженедельно наведываться на Тюдор-стрит, и добрая старая леди всегда оказывала ему столь же любезный прием.
Миледи по-прежнему выслушивала его с участием и любопытством, и Катермол вскоре начал воображать себя неотразимым сердцеедом. Конечно, разница в их возрасте была значительной, но мало ли чего не бывает!
Он стал даже требовательным: не смущаясь, просил долить вина и уносил сигары с собой. Ему все прощалось. Но он ни разу не заметил, что во время его бесед с леди Бодлей в одной из стен, затянутых пестрой обивкой, всегда открывалось небольшое окошко.
Так прошло полгода.
Полгода поистине райской жизни для бывшего разносчика, вообразившего, что он покорил мир.
Однажды после привычного завтрака Макферсон спросил, не желает ли он отведать старого бренди. Такое ему предложили впервые, Катермол с радостью согласился.
Золотистый напиток медленно наполнил хрустальный бокал, но Катермол не обратил внимания на запах горького миндаля.
Он сделал глоток, удивленно вытаращил глаза и замертво рухнул на стол.
Фаркер и Макферсон подняли труп и отнесли его в подвал, где была заранее выкопана очень глубокая могила.
Леди Патриция Бодлей была вполне удовлетворена.
— Поздравляю вас, Фаркер, — сказала она. — Вы настоящий мастер. Позовите Макферсона, Питт и Тернер: пусть и они полюбуются вашим произведением.
Когда прислуга собралась, старушка велела следовать за ней и провела всех в комнату, расположенную в глубине дома.
— Восхитительно! Чудесно! — восклицали служанки и лакеи.
Перед ними в кресле сидел Катермол. Правда, на нем вместо убогого твидового костюма был надет старинный, давно вышедший из моды редингот отличного сукна. И все же это был Катермол с головы до пят.
— Гиббон... Эдвард Гиббон! — прошептала леди Бодлей. — Знаменитый историк Гиббон! Как я счастлива!.. Сходство было поразительным. Я заметила это сразу, когда он со своими книжонками звонил у двери... Ах, Фаркер, вы просто бог восковых фигур. Мадам Тюссо дорого дала бы, чтобы заполучить такого художника, как вы!
Она обвела взглядом комнату, называя имена и указывая пальчиком на застывшие восковые фигуры.
— Гоббс... Локк... Батлер... Стерн... Все великие люди, жившие когда-либо в этом древнем доме, возвратились сюда! Она обернулась к Фаркеру, который стоял неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль.
— Но все-таки самое трудное — это подыскать живые модели, имеющие абсолютное сходство с этими гениями, дабы вы, Фаркер, могли воспроизвести их образцы из чистого воска. Вы ведь можете работать только с живой моделью, не так ли?
— Совершенно верно, миледи, — ответил Фаркер.
Старушка выпрямилась и улыбнулась восковым лицам.
— А я, о великие люди, не в силах выносить, чтобы всякие там джонсы и катермолы, которых равнодушная природа вылепила по вашему подобию, разгуливали по Лондону в качестве поденщиков, каменщиков, разносчиков книг и тому подобное.
Она погладила блестящие щеки Катермола.
— Гиббон... Великий Гиббон... продающий шестипенсовые романчики! Какой стыд!
Она отвернулась и вздохнула.
— А Свифта все еще не хватает...
Макферсон поклонился.
— В Бермондсее проживает некто Уильям Грасшопер. У него бакалейная лавчонка. Я его уже показывал Фаркеру.
Фаркер утвердительно кивнул головой.
— Да, миледи, сходство этого Грасшопера со Свифтом мне кажется полным.
— В таком случае займитесь им и не теряйте времени! — воскликнула добрая леди, радостно хлопая в ладошки. — А вы, Макферсон, приготовьте в погребе место!