Просыпаясь, Герберт услышал треск рвущейся простыни.
Он раздраженно дернул головой, вспомнив о драконовском регламенте, который миссис Байсон вывесила в каждой комнате своего пансиона. Двенадцатый параграф недвусмысленно гласил:
«Дырка на простыне – 8 пенсов.
Дыра – 1 шиллинг.
Прореха – 1 шиллинг 6 пенсов».
Прореха была громадной – Герберт чувствовал липкую шерсть одеяла икрами ног, а капитал молодого человека едва превышал роковую сумму в 1 шиллинг 6 пенсов.
– Нет, – пробормотал он вполголоса, – так дальше продолжаться не может. Вчера мой ужин состоял из куска черного хлеба с копченой селедкой. Сегодня придется обойтись куском хлеба, а завтра вместо супа я буду глотать туман Сити.
Он медленно встал с постели и оделся, двигаясь словно автомат.
По стеклам барабанил тысячелапый дождь; и Герберта даже передернуло, когда он подумал, что ему целый день придется бродить в этой адской сырости – тумане, смешанном с дождем.
Ему снова представилась вечно молчаливая и занятая толпа, ныряющая в станции подземки, где холодным лунным светом мерцали большие электрические жемчужины.
Перед его взором снова возникли презрительные бледные официанты, застывшие в полумраке раззолоченных вестибюлей громадных ресторанов.
Он снова увидел себя, стоящим у витрины «Таймса» и жадно читающим объявления вместе с тысячами других безработных.
А кроме всех этих повседневных забот, его уже преследовал злой голос миссис Байсон, требующей денег.
Он вспомнил, как накануне рядом с ним остановился чудесный лимузин марки «роллс-ройс». Две крохотных электрических лампочки уютно освещали обитый бежевым бархатом салон и тяжелую серебряную вазу, в которой умирали роскошные орхидеи, похожие на губастых догов. И в тот миг ему хотелось кричать от зависти, от жгучей ревности.
– Сегодня в пять часов, – бесстрастно произнес он, – я стану богатым или покончу с собой.
* * *
В полдень он съел хлебец и выпил чашку теплого чая.
В два часа, дрожащий и вымокший до костей, он нашел прибежище в каком-то бесконечном коридоре, где симпатяга-пьяница поделился с ним виски. Они по-братски пили прямо из горлышка, и пьянчужка бессвязно бормотал, описывая Кейптаун и трансваальский вельд.
С трех до четырех часов он искал богатство, бродя вдоль дока, забитого разными судами.
В четыре часа он вернулся домой и с философской невозмутимостью стал поджидать богатство, валяясь в постели.
Он ожидал его... Страстно, с безумной, ничем не оправданной надеждой, не веря, что жизнь предъявит ему свой ультиматум.
И до него донеслись нежные стонущие звуки, смягченные туманом – Вестминстерский перезвон возвестил о наступлении пяти часов.
Тогда он поднялся, подошел к окну и открыл его.
Плотный туман скрадывал высоту и приглушал страх. В нем, казалось, можно было утонуть, словно в пушистом плюшевом ковре.
Герберт прыгнул вниз.
* * *
Запах эфира холодил его ноздри, немного ломило в висках, но он не ощущал никакой боли.
Он различил несколько полицейских и холодное грязноватое помещение полицейского участка.
– С этим ничего не случилось, – произнес голос позади него, – а тот господин мертв.
Тут вдруг Герберт увидел метрах в двух от себя тело, накрытое простыней, из-под которой торчали две ноги в ботинках из лакированной кожи.
Герберт инстинктивно понял, что должен лгать.
– Я упал, – пробормотал он.
– Каким образом? – спросил голос позади него.
– Я услышал шум на улице, туман мешал рассмотреть происходящее, я наклонился и...
– Похоже на правду, – произнес другой, очень мягкий, голос. – Этого беднягу нельзя винить в том, что мой дорогой дядюшка именно в это мгновение проходил мимо дома. Мне безумно жаль дядюшку, но как я могу сердиться на этого человека и требовать, чтобы он отвечал за смерть дядюшки. Господин коронер, позвольте мне отвезти этого беднягу домой, у меня есть автомобиль.
– Такой поступок говорит о благородстве вашей души, милорд, – ответил первый голос.
Герберт почувствовал, что его поднимают, и закрыл глаза. Когда он их открыл, то чуть не вскрикнул от удивления – он находился в салоне того самого роскошного автомобиля. Он узнал бежевый бархат и орхидеи в вазе. Рядом с ним сидел элегантный и улыбающийся человек.
– Мое имя Грэхем Вейстлок, и я не отношусь к породе неблагодарных людей.
– Но, мсье...
– Вам все станет ясно, когда узнаете, когда узнаете, что свалились на лорда Хэйли Вейстлока.
– Богатейшего лорда Вейстлока!
– Несколько сот миллионов, вы правы. Древнее семейство, исключительная скупость, ибо даже в эту ужасную погоду он ходил пешком, дабы не тратиться на кэб... Так вот, Вейстлок был моим дядей и направлялся в данный момент к своему поверенному в делах, чтобы раз и навсегда лишить меня наследства.
– О!
– Теперь понятно? Дорогой друг – позвольте мне величать вас именно так! – разрешите вручить чек на десять тысяч фунтов стерлингов. Пока это все, чем я располагаю, но на будущей неделе не откажу себе в удовольствии вручить вам еще один чек на такую же сумму. Кроме того, я – человек признательный, и вы можете обращаться ко мне со своими проблемами.
Несколько минут они ехали в полной тишине.
– Ах! – вздохнул Герберт, – такой чудесный автомобиль!
– Он вам нравится? Он ваш, мой дорогой друг!.. Нет, нет, не отказывайтесь, вы ни в коей мере не ущемляете моих интересов. Я люблю только французские марки автомобилей.
Остаток вечера Герберт провел в шикарнейшем ресторане. Ночью он очутился в подпольном дансинге, где им заинтересовалась одна итальянка редкой красоты.
Проснувшись утром в лучшей гостинице, он предался мечтам об удовольствиях, дозволенных богатеям Сити.
Но, вспомнив о своем шотландском происхождении, он решил приобрести уютный коттедж под Лейсом, пару пойнтеров и отличное охотничье ружье.
Кроме того, он продал автомобиль.