И сам мир, в конечном итоге, будет обращен в круглый нуль.
Старая книга пророчеств Зотики
Звездочет Нюшен изучил ночные светила из множества удаленных пространств и составил гороскопы для несметного числа мужчин, женщин и детей. Он шел из города в город, из царства в царство, недолго задерживаясь на одном месте, часто местные судьи изгоняли его как простого шарлатана; и где-то в надлежащее время советники обнаружили погрешность в его предсказаниях и покинули его. Иногда он оказывался голодным и в лохмотьях, и повсюду мало уважения оказывали ему. Единственными спутниками Нюшена были жалкая дворняжка, которая прибилась к нему в малолюдном городке Зуль-Бха-Сайр, и немой одноглазый негр, которого он очень дешево купил в Поросе. Собаку он назвал Ансарат, по имени звезды из созвездий Псов, а негра — Музда, что означает «тьма».
В ходе длительных странствий звездочет пришел в Ксилак и пребывал в его столице Уммаосе, построенной когда-то на месте прежнего города того же названия, разрушенного ранее разгневанным колдуном. Здесь Нюшен вместе с Ансаратом и Муздой поселился в полуразрушенном чердаке ветхого помещения, с крыши которого Нюшен имел обыкновение наблюдать по вечерам расположение и движения астральных тел, не скрытых тучами. Иногда какая-нибудь хозяйка, либо шлюха, какой-нибудь носильщик или лавочник, или мелкий торговец взбирались по отвесной лесенке в его каморку и приносили ему небольшие деньги за гороскопы, которые Нюшен составлял с безмерной тщательностью при помощи своих ветхих книг по астрологии.
Когда (как это часто случалось) он оказывался все же в затруднении, рассматривая значение какого-либо небесного союза или противостояния, после размышлений над своими книгами он советовался с Ансаратом и строил сложные предзнаменования на различных движениях паршивого собачьего хвоста, либо на манере поиска блох. Некоторые из таких прорицаний сбывались, что способствовало росту известности Нюшена в Уммаосе. Люди обращались к нему чаще и свободнее, прослышав, что он будто бы правдивее других. Более того, от преследований его защищали не связанные с предрассудками законы Ксилака, позволяющие заниматься гаданиями, ворожбой и чародейством.
Впервые показалось, что несчастливые звезды его судьбы отступили перед благоприятными звездами. За эту удачу и за монетки, попавшие в его кошелек, он воздал благодарность Вергаме, которого на всем континенте Зотики считали самым мощным и таинственным гением, правящим как на небесах, так и на земле.
Однажды летней ночью, когда звезды густой россыпью светились на темно-лазурном небосводе, Нюшен вышел на крышу своего жилища. Как обычно, он взял с собой негра Музду, чей единственный глаз обладал чудодейственной зоркостью, и хорошо служил ему, во многих случаях дополняя значительную близорукость астролога. С помощью хорошо кодированной системы знаков и жестов немой негр умел сообщать Нюшену результаты своих наблюдений.
В ту ночь созвездие Большого Пса, которое когда-то руководило рождением Нюшена, восходило на востоке. Пристально вглядываясь в него своими слабыми глазами, звездочет был обеспокоен ощущением чего-то незнакомого в конфигурации созвездия. Он не сумел точно определить характер изменений до тех пор, пока Музда, сильно взволнованный, не привлек его внимания к трем новым звездам второй величины, появившимся в непосредственной близости от созвездия Большого Пса. Эти примечательные звезды, чье свечение сам Нюшен различал лишь в виде трех красноватых помутнений, образовали небольшой равносторонний треугольник. И Нюшен, и Музда были уверены, что в предыдущие вечера эти звезды не появлялись.
«Клянусь Вергамой, это странно», — клялся изумленный и ошеломленный звездочет. Он начал вычислять влияние новых звезд на истолкования воли неба и сразу осознал, что силы небесные по закону астральных излучений окажут смягчающее влияние на его судьбу, которая находилась под столь сильным воздействием созвездия Большого Пса.
Однако звездочет не мог без своих книг и таблиц определить конкретную тенденцию и последующее значение (исключительное, как он был уверен) для его благополучия и неудач. Оставив Музду наблюдать на небесах прочие предзнаменования, он спустился на чердак. Там, сопоставив мнения нескольких звездочетов прежних времен по поводу силы влияния новых звезд, он начал составлять заново свой гороскоп. В волнениях и мучениях проработал всю ночь и не закончил еще своих расчетов, когда наступил рассвет и смешал серые утренние краски с золотистым светом свечей.
Казалось, существует лишь одно возможное истолкование изменений на небесах. Появление треугольника новых звезд у созвездия Большого Пса ясно означало, что Нюшен должен отправиться в неожиданное путешествие и пройти не менее чем через три элемента. Сопровождать его будут Музда и Ансарат, а три проводника, которые последовательно появятся в соответствующие моменты, приведут его к назначенной цели. Вычисления позволили определить спутников, но не более: ничто не указывало — станет ли путешествие удачным или бедственным, и остались неизвестными его предел, цель, направление.
Звездочета сильно обеспокоили такие предзнаменования, имеющие и единый, и двойной смысл. Он был недоволен перспективой предстоящего путешествия, потому что не желал покидать Уммаос, среди доверчивых жителей которого он уже начинал небезуспешно утверждаться. Более того, многообразные характеристики и неопределенный исход этого путешествия зародили у него дурное предчувствие. Неясность, полагал он, наводила на размышления о действиях неких оккультных и, возможно, зловещих сил. И уж конечно, это — необычное путешествие, требующее прохождения через три элемента и тройное сопровождение.
В следующие ночи он и Музда наблюдали таинственные новые звезды, движущиеся к западу за ярко сияющим созвездием Большого Пса. Нюшен непрерывно размышлял над картами и книжными томами, надеясь обнаружить погрешность в собственном истолковании. Но всегда в конце работы он был вынужден соглашаться с той же самой интерпретацией.
Звездочета все больше и больше тревожила мысль о нежеланном и таинственном путешествии, которое придется совершить. Он продолжал преуспевать в Уммаосе, и, казалось, нет никакого мыслимого резона, чтобы покинуть город. Нюшен ощущал себя человеком, который ждет какого-то сомнительного вызова, и неизвестно, откуда он придет и в какой час. Все время со страхом и беспокойством он вглядывался в лица своих посетителей, думая, что первый из трех предсказанных проводников может появиться среди них безвестным и неузнанным.
Музда и пес Ансарат, обладающие интуицией немых существ, ощущали эту странную тревогу, испытываемую их хозяином. Они явно разделяли ее, и негр выражал свои чувства дикими гримасами, а пес припадал к земле под столом либо безустанно шнырял взад и вперед с облезлым хвостом между ног. Такое поведение, в свою очередь, подтверждало беспокойство Нюшена, он счел его плохим предзнаменованием.
В один из вечеров звездочет в сотый раз размышлял над своим гороскопом, который вычертил многоцветной тушью на листе папируса. Он был потрясен, когда на чистом нижнем поле листа увидел любопытный знак, который не был частью его записей. Знак представлял собой иероглиф, начерченный коричневой тушью, и изображал, по-видимому, мумию, покров которой неплотно окутывал ноги, а стопы были раздвинуты, словно шагали. Мумия повернулась лицом к той четверти карты, где стоял знак Большого Пса, которым в Зотике отмечали Храм зодиака.
Когда Нюшен исследовал иероглиф, его удивление сменилось беспокойством. Он помнил, что накануне поля на карте были совершенно чисты, а с чердака он вчера не выходил. Музда, конечно, никогда бы и не осмелился притронуться к карте; более того, негр почти не умел писать. Среди разнообразной туши, которой пользовался Нюшен, не было ни одной, имевшей этот неяркий коричневый оттенок — такой грустный и мягкий контраст на фоне белого папируса.
Предсказатель ощущал тревогу, как человек, противостоящий зловещему и необъяснимому видению. Конечно, образ мумии не был начертан человеческой рукой, подобно знаку странной планеты, которая была близка к тому, чтобы приблизиться к сферам его гороскопа. Появление трех новых звезд предполагало действие сверхъестественных сил. В течение многих часов он тщетно пытался разгадать эту тайну, но во всех его книгах не нашлось таких сведений. Казалось, в работах звездочетов таких прецедентов вообще не встречалось.
Весь следующий день Нюшен с утра до вечера был занят вычерчиванием линий судеб, предопределенных небесами жителям Уммаоса. Завершив со своей обычной изнурительной тщательностью все вычисления, он еще разок развернул и свою карту, хотя руки его и дрожали. Почти паническое предчувствие беды охватило предсказателя, когда он увидел, что коричневого иероглифа уже не было на полях, он в виде шагающей фигуры переместился в один из нижних Домов гороскопа, где развернулся по направлению к созвездию Пса и как бы наступал на этот знак созвездия, восходящего над горизонтом.
Звездочет начал дрожать от благоговейного страха и любопытства, как человек, ощутивший роковое и непостижимое дурное предзнаменование. Никогда в часы размышлений астролог не замечал изменений в появившемся знаке, и все же каждый вечер, когда он разворачивал карту, видел, что мумия шагнула еще ближе к Дому Пса...
Пришло время, когда фигура стояла уже на пороге Дома Пса. Необычная своей тайной и угрозой, которые были все же за пределами пророчеств, мумия, казалось, ждала исхода ночи, когда ее пронзит серая дымка рассвета.
Измученный ночными бдениями и работой, звездочет уснул в своем кресле. Никакие сны не тревожили его; Музда был достаточно осмотрителен, чтобы не беспокоить, и никаких посетителей в тот день не ожидалось. Так прошли утро, полдень и день; Нюшен и не заметил, как они прошли.
Вечером его разбудил громкий и печальный вой Ансарата, который раздавался из самого дальнего угла комнаты. Но только открыл он глаза, как с испугом ощутил аромат горьких специй и пронзительный запах натра. Затем сквозь туманную пелену сна, еще застилавшую глаза, астролог узрел в тусклом желтоватом свете свечей, зажженных Муздой, высокую мумиеподобную фигуру, безмолвно стоящую рядом с ним. Ее голова, руки и тело были плотно укутаны саваном, но ниже бедер одежды лежали неплотно. Фигура стояла в позе идущего: одна иссохшая коричневая ступня впереди другой. Ужас охватил Нюшена, и ему пришло в голову, что фигура в саване — был ли это фантом или приведение — напоминала тот странный перемещающийся иероглиф, переходивший из Дома в Дом по карте его судьбы.
Затем из-под тяжелого савана невнятно прозвучали слова: «Собирайся, о Нюшен, потому что я первый проводник в путешествии, которое предсказано тебе звездами».
Ансарат, съежившийся от страха под кроватью, все еще лаял, испугавшись гостя. Нюшен видел, что Музда попытался спрятаться вместе с собакой. Ощутив дрожь, как от холода приближающейся смерти, Нюшен подумал, что этот призрак и есть сама смерть. Он встал с достоинством, присущим астрологу, которое сохранял при всех превратностях судьбы. Он позвал Музду и Ансарата, и оба повиновались ему, хотя и испытывали раболепный страх перед темной, закутанной в саван мумией.
Вместе с товарищами по судьбе Нюшен повернулся к гостю. «Я готов, — сказал он, и голос его так дрожал, что был почти не слышен. — Но я хотел бы взять некоторые свои пожитки».
Мумия покачала своей закутанной головой: «Хорошо бы ничего, кроме гороскопа, не брать: только его ты должен хранить до конца».
Нюшен склонился над столом, где оставил свой гороскоп. Но прежде чем начал сворачивать раскрытый папирус, он заметил, что иероглиф мумии исчез. Это было, как если бы начерченный символ, пройдя по гороскопу, материализовался в мумию, которая сейчас его посетила. Но на нижнем поле карты, в удаленном противостоянии созвездию Пса, появился иероглиф цвета морской волны — причудливого водяного с хвостом сазана и головой получеловека и полуобезьяны; а за водяным — черный иероглиф маленького баркаса.
На мгновение удивление преобладало над страхом. Нюшен бережно свернул карту и стоял, держа ее в правой руке.
«Идем, — сказал проводник. — Времени мало, а ты должен пройти через три стихии, которые охраняют обитель Вергамы от неуместного вторжения».
Эти слова подтвердили прорицания звездочета. Но тайну его будущей судьбы не проясняло сообщение, что он должен войти, вероятно, в конце путешествия в мрачный Дом существа, именуемого Вергамой, которого некоторые считали самым тайным из всех богов, а другие, самым загадочным из всех демонов. Во всех землях Зотики о Вергаме ходили слухи и небылицы, они были разными и противоречивыми, за исключением того, что этому существу все приписывали обладание почти всемогущими силами. Ни один человек не знал, откуда Вергама появился; но считалось, что огромное число людей прибывало к нему в течение веков и тысячелетий, но ни один не вернулся обратно.
Много раз взывал Нюшен к имени Вергамы, кляня или протестуя, как это обычно делают люди, пользуясь именами окутанных тайной владык. Но теперь, услышав это имя из уст своего мрачного гостя, звездочет был полон жуткими предчувствиями. Он пытался подавить эти чувства и подчиниться очевидной воле звезд. Он, Музда и Ансарат следовали за закутанной Мумией, которой, казалось, совсем не мешали ее стелющиеся по земле одежды.
Взглянув с сожалением на свои потрепанные книги и бумаги, он вышел с чердака и спустился по лестнице.
Тусклый свет, казалось, окутывал одежды Мумии. И кроме этого света, другого освещения не было. Нюшен подумал, что дом странно темен и тих, как если бы все его обитатели ушли или умерли. Он не слышал никаких звуков вечернего города, и не смог разглядеть ничего, кроме тьмы, плывущей за окнами, выходящими на маленькую улицу. Кроме того, ему показалось, что и лестница изменилась, вытянулась, и не выходит больше во двор, а ведет окольными путями в какие-то душные подвалы и грязные, мрачные коридоры.
Нюшену казалось, что он идет по бесконечным катакомбам, в которых собрались смерть и разложение всех времен. Он слышал за спиной шарканье Музды, и временами — жалобный, испуганный вой Ансарата. Он понимал, что эта парочка следует за ним. В этом холодном и смертоносном тумане нарастал ужас, астролог содрогался от отвращения, которое он, живой человек, испытывал в присутствии закутанной Мумии и всего того, что разлагалось вокруг в этой непостижимой тьме.
Воздух здесь словно нес смерть, и сердце астролога замерло. Повсюду в затененных склепах и укромных тайниках он ощущал присутствие бесчисленных мертвецов. Звездочет подумал, что ощущает рядом с собой печальное колыхание саванов, дыхание, исходящее от окоченевших покойников, сухое щелканье обнаженных челюстей. Но тьма застилала все вокруг, и он ничего не видел, кроме светящего силуэта своего проводника, который шествовал, как по своему родному царству.
Нюшену казалось, что он идет по бесконечным катакомбам, в которых собрались смерть и разложение всех времен. Он слышал за спиной шарканье Музды, и временами — жалобный, испуганный вой Ансарата. Он понимал, что эта парочка следует за ним. В этом холодном и смертоносном тумане нарастал ужас, астролог содрогался от отвращения, которое он, живой человек, испытывал в присутствии закутанной Мумии и всего того, что разлагалось вокруг в этой непостижимой тьме.
Почти не думая о том, чтобы подбодрить себя звуками собственного голоса, он начал расспрашивать проводника, хотя и язык прилип к горлу: «Правда ли, что Вергама, и никто другой, призвал меня отправиться в путь? С какой целью он призвал меня? И в какой земле он обитает?»
«Судьба твоя призывает тебя, — сказала Мумия. — Эту цель ты узнаешь в конце, в назначенное время и не раньше. А что касается третьего твоего вопроса, то ты не стал бы умнее, если бы я назвал тебе место, где спрятан дом Вергамы от прегрешений смертных существ: потому что эта Земля не обозначена ни на одной карте земли, и ни на одной карте звездного неба». Такие ответы показались Нюшену двусмысленными и тревожными. «Сомнительной, в самом-то деле, — подумал он, — должна быть цель путешествия, начало которого завело так далеко в империю смерти и разрушения, и, безусловно, подозрительным было существо, которое призвало его к себе и послало в качестве первого проводника сухую, сморщенную Мумию, закутанную в погребальные одеяния.
Теперь, когда он размышлял почти в безумном неистовстве, стены подземелья осветились мрачным светом. И он вслед за Мумией вошел в зал, где высокие факелы с черной смолой и в подставках из потускневшего серебра окружали огромный и одинокий саркофаг. Когда Нюшен приблизился, то на крышке и стенках саркофага он не увидел ни рун, ни скульптур, ни иероглифов, но по пропорциям представлялось, что в нем, должно быть, лежит гигант.
Не останавливаясь, Мумия прошла вперед. Но Нюшен, видя, что пещеры позади саркофага полны тьмы, отпрянул, не желая двигаться за ней. Пусть звезды и предписывали ему совершить путешествие, ему показалось, что никакое человеческое существо дальше идти не смогло бы. Движимый внезапным импульсом, он схватил один из тяжелых факелов длиной в ярд, горевших вокруг саркофага, и, держа его в левой руке, с гороскопом, крепко зажатым в правой, и с Муздой и Ансаратом позади ринулся вон, надеясь по своим же следам вернуться по этим мрачным пещерам в Уммаос.
Нюшен не слышал, ищет ли Мумия дорогу. Но когда он бежал, свет необыкновенно ярко пылавшего факела раскрывал перед ним кошмары, скрытые тьмой. Он видел человеческие кости в отвратительном смешении с костями чудовищ; разбитые саркофаги, из которых торчали полуразложившиеся члены неведомых существ. Члены эти были ничуть не похожи на головы, руки или ноги. Вскоре катакомба стала разветвляться, и он наугад выбирал себе дорогу, не ведая, приведет ли она его на нехоженый путь, или в Уммаос.
Он наткнулся на огромный череп без надбровных дуг, лежащий на земле с глазницами, обращенными вверх; а позади черепа находился покрытый плесенью скелет этого чудовища, преграждавший путь. Ребра зажали сужающиеся стены, как будто чудовище доползло сюда и застряло. Белые пауки с головами демонов и размерами с обезьяну, сплели свои паутины в пустых арках костей. Скелет, казалось, дрожал и шевелился, отвратительные пауки роились над ними, собирались в бесчисленные множества и покрывали каждую косточку. Нюшен со своими спутниками устремился назад; вернувшись к развилке пещеры, он последовал по другому ответвлению.
Здесь пауки-демоны его уже не преследовали. Но, торопясь, как бы Мумия и пауки не догнали его, астролог вскоре натолкнулся на край огромной ямы с водой, заполнявшей пещеру от стены до стены. Перепрыгнуть ее было невозможно. Пес Ансарат, принюхавшись к запахам, исходившим из ямы, отпрянул назад с бешеным лаем. Нюшен, державший факел высоко над собой, заметил далеко внизу мерцание ряби на воде, расходящейся кругами. Появились два кроваво-красных пятна, которые плыли, покачиваясь, к центру ямы. Потом Нюшен услышал шипение, как будто кипел какой-то огромный котел, нагреваемый колдовским огнем. Казалось, при кипении злобная тьма быстро поднималась кверху, переполняя яму, а кроваво-красные пятна, приближаясь к Нюшену, злобно уставились прямо на него подобно светящимся глазам...
Поэтому Нюшен поспешно отвернулся. Возвратившись на свою прежнюю дорожку, он увидел Мумию, ожидающую его на развилке.
«Кажется, о Нюшен, что ты усомнился в своем гороскопе, — сказал проводник с некоторой иронией. — Однако даже плохой звездочет при случае может верно прочитать волю небес. Повинуйся же звездам, которые направили тебя в путь!»
Астролог покорно поспешил за Мумией. В пещере, где стоял огромный саркофаг, Мумия заставила его вернуть факел, который он украл, на свое место. Нюшен пробирался во тьме глубоких склепов, и единственным источником света были фосфоресцирующие одежды Мумии. Наконец из пещер, в тени которых уже проникал хмурый рассвет, он выбрался на берег моря, бушующего под хмурым небом. Вздрогнув от резкого света и ветра, Мумия отпрянула в подземелье, сказав: «Здесь кончаются мои владения, и я должна тебя покинуть; жди второго проводника».
Нюшен стоял на берегу; штормовой ветер развевал его волосы и одежду, ощущался острый запах морской соли.
Он услышал лязг металла и увидел, как ржавая бронзовая дверь входа в пещеры захлопнулась. Взморье ограждали неприступные скалы, спускавшиеся прямо в море. Итак, волей-неволей пришлось ждать; и вскоре в несущемся прибое он увидел приближающегося Тритона с головой получеловека и полуобезьяны. Вслед за Тритоном подскакивал на волнах маленький черный баркас, но никто не стоял у руля, и никого не было на веслах. Нюшен сразу же вспомнил иероглифы морского существа и лодки, которые появились когда-то на полях его гороскопа. Развернув папирус, он с удивлением увидел, что обеих фигур там нет, и не усомнился в том, что они исчезли так же, как и иероглиф Мумии, во всех Домах Зодиака, и даже в том Доме, где предсказана была его судьба. А на месте тех двух фигур напротив созвездия Большого Пса в гороскопе теперь светился иероглиф огненной Саламандры. Тритон призывал его манящими и шутовскими жестами, широко оскалившись, показывая острые, как у акулы, белоснежные клыки. Подчиняясь этим знакам, Нюшен выступил вперед и взошел на баркас; верные своему хозяину Музда и Ансарат сопровождали его. После этого Тритон поплыл по бушующему прибою, а баркас, как будто повинуясь волшебным рулям и веслам, двинулся вперед, прямо в неведомый, туманный океан, борясь с ветром и волнами.
Еле заметный среди морской пены и тумана, Тритон, не останавливаясь, плыл вперед. Казалось, время и пространство отступили. Нюшен не ощущал ни голода, ни жажды, как будто перестал быть смертным.
Казалось, душа его плывет по морям странных сомнений и самого зловещего отчуждения; он опасался смутного хаоса вокруг так же, как раньше боялся катакомб. Астролог несколько раз пытался расспросить Тритона, куда они движутся, но ответа не получал. А ветер дул с неведомых берегов.
Обдумывая тайны своего путешествия, Нюшен едва не дошел до безумия. Ему пришла в голову мысль, что пройдя зону смерти, он пересекает сумрачное чистилище, место заточения существующих извечно, и, думая об этом, он с неохотой предполагал что-то о третьей части путешествия, но не осмеливался размышлять о природе его цели.
Вскоре туман внезапно рассеялся, и солнце, сияющее высоко в небе, послало потоки золотых лучей. Невдалеке, с подветренной стороны от баркаса, возвышался остров с зеленеющими деревьями, светлыми куполами в форме ракушек и цветущими в полуденном сиянии садами. Прибой с кружевной пеной набегал на низкий, покрытый травой берег, никогда не знавший штормов, лозы в кистях ягод и распустившиеся цветы нависали над водой. Казалось, забвение и забытье исходили от этого острова, и любой, кто туда попадал, оставался навсегда пребывать в солнечных снах. Нюшен был охвачен страстным желанием остаться в этом тенистом зеленом краю, он не хотел больше путешествовать в мрачных просторах покрытого туманами океана. Из-за этих мечтаний и страха он совсем позабыл о пределах своей судьбы, установленных звездами.
Баркас ни останавливался, ни отклонялся от своего пути, он шел к берегу. Нюшен видел, что вода была чистой, а глубина небольшой, так что высокий мужчина легко мог бы прошагать до берега. Он спрыгнул в воду, держа гороскоп высоко над собой, и пошел к острову, а Музда и Ансарат следовали за ним, плывя бок о бок.
Хотя длинные намокшие одежды и затрудняли движение, звездочет думал достичь притягательного острова, и Тритон не сделал попыток остановить его. Вода доходила почти до подмышек, позднее — только до кушака, затем только до колен. И вот уже над ним склонялись и благоухали цветущие деревья.
Находясь в двух шагах от этого колдовского берега, он услышал громкое шипение и увидел, что стебли, сучья, цветы, травы переплелись с миллионом змей, беспрестанно извивающихся в отвратительном возбуждении. Шипение доносилось отовсюду, и отвратительные, пестрые змеи сворачивались в кольца и скользили. Человеку негде было бы пройти: на поверхности для него не оставалось ни ярда.
С отвращением отвернувшись от берега, Нюшен обнаружил, что и Тритон, и баркас находятся рядом и ждут его. С ощущением безнадежности он со своими спутниками вернулся на борт, и баркас встал на прежний курс, движимым колдовскими силами. И Тритон впервые заговорил, резко и не совсем членораздельно бросая слова: «Казалось бы, о Нюшен, тебе не хватает веры в свои собственные предсказания. Однако даже самый плохой из звездочетов иногда может правильно построить гороскоп. Тогда прекрати выступать против того, что предсказано звездами».
Баркас шел вперед, туман плотно сомкнулся над ним, освещенный полуденным солнцем остров пропал из виду. Немного спустя скрытое дымкой солнце зашло, и повсюду опустилась ночная тьма. Вскоре астролог сквозь рваные облака уже наблюдал странное небо, на котором не мог распознать знаки, при этом он ощутил безысходный ужас от своей оплошности. Наплывали туманы и облака, скрывая это незнакомое небо, не давая времени внимательно его рассмотреть. Он не мог различить ничего, кроме Тритона, которого видел благодаря слабому фосфоресцированию окружающей воды.
Баркас шел вперед, и временами казалось, что алое утро уже встало за туманами. Лодка входила в широкую зону света, и Нюшен, который хотел понаблюдать за солнцем, был ослеплен видом странного берега, где пламя поднималось высокой сплошной стеной на голом песке и скалах. Гонимое ветром прибоя пламя резко подпрыгнуло и рванулось вперед, и жар, как от десятков печей, был обращен к морю. Баркас быстро подошел к берегу, и Тритон с неуклюжими жестами прощания нырнул и исчез в воде.
Лодка подошла к песчаной косе, и перед звездочетом из стены огня возникла охваченная пламенем Саламандра, имеющая и очертания, и оттенок того иероглифа, который в прошлый раз появился на его гороскопе. И Нюшен в ужасном оцепенении осознал, что Саламандра и есть его третий проводник в этом путешествии, состоящим из трех частей.
«Идем со мной», — сказала Саламандра голосом, напоминающим треск сучьев. Нюшен сошел с баркаса на землю, которая под его ногами была горяча, как печь; за ним с явной неохотой последовали Музда и Ансарат. Приближаясь в полуобморочном состоянии вслед за Саламандрой к пламени, он поддался слабости своей плоти: снова стремясь избежать судьбы, астролог проскользнул по узкой песчаной косе между пламенем и водой. Ему удалось пройти лишь несколько шагов, когда Саламандра с яростным криком рванулась перехватить его и потащила прямо в огонь. При этом она ужасно била своим дьявольским хвостом, из которого снопы искр сыпались во все стороны. Нюшен не мог видеть лица Саламандры и думал, что пламя поглотит его, как листок бумаги, но в стене появилось отверстие, пламя приняло форму свода. И он прошел под ним со своими спутниками, ведомый Саламандрой, и попал на покрытую пеплом землю, по которой низко стелился дым. Здесь Саламандра заметила с иронической интонацией: «Без ошибки, о Нюшен, истолковал ты волю звезд в своем гороскопе. А твое путешествие подходит к концу, и проводник тебе больше не нужен». И покинула его, исчезнув, как гаснущий огонек в дымном воздухе.
Нюшен, стоя в нерешительности, увидел перед собой белую лестницу, возвышающуюся среди клубящегося тумана. Позади поднималось пламя, сбоку из дыма вырисовывались фигуры демонов, угрожающих ему. Он начал подниматься по лестнице. Призраки двигались за ним и вокруг него, злобные, как колдовские силы. Они поднимались по лестнице в том же темпе, поэтому астролог не осмеливался ни остановиться, ни отступить назад. Высоко наверху он угодил в дымные сумерки и неожиданно увидел главный вход огромного дома из серого камня.
Гонимый толпящимися призраками, вырисовывающимися из дыма, Нюшен неохотно прошел через главный вход вместе со своими спутниками. Дом состоял из длинных пустых залов, извилистых, как лабиринт морской раковины. В стенах не имелось ни окон, ни ламп, но казалось, что в воздухе рассеяны яркие серебряные солнца. Спасаясь от адских призраков, преследующих его, звездочет последовал по изгибающимся залам и оказался во внутреннем помещении. В центре зала сидело, вытянувшись в мраморном кресле, существо исполинских размеров, закутанное в одежды, закрытое капюшоном, молчащее и неподвижное. Перед ним на столе лежала огромная раскрытая книга.
Нюшен испытывал благоговейный страх, который ощущает человек в присутствии кого-либо из демонов высокого ранга или божества. Видя, что призраки исчезли, звездочет задержался на пороге зала, от размеров которого голова у него закружилась, как от провала на границе Двух миров. Ему хотелось уйти, но из-под капюшона мягко зазвучал голос, похожий на внутренний: «Я — Вергама, иначе именуемый Судьбою. Вергама, к которому ты взывал слепо и тщетно, так, как люди привыкли вопрошать своих тайных владык. Я — Вергама, и я призвал тебя к этому путешествию, которое рано или поздно совершает, так или иначе, каждый человек. Подойди, о Нюшен, и прочти немного из моей книги!»
Невидимая рука подвела звездочета к столу. Наклонившись, он увидел огромный том, раскрытый посредине. Страницы были покрыты мириадами знаков, написанных тушью разных цветов, изображающих людей, богов, рыб, птиц, чудовищ, животных, созвездия и многое другое. В конце последнего столбца правой страницы, где было оставлено свободное место, Нюшен увидел иероглифы равносторонних треугольников, таких, какие в последнее время появились вблизи созвездия Большого Пса. Далее шли иероглифы Мумии, Тритона, Баркаса, Саламандры, а также прочие, которые привели его к дому Вергамы.
«В моей книге, — сообщила закутанная персона, — все записано и сохранено. Вначале все разновидности были мною записаны в виде символов; и, в конце концов, они останутся только в виде записи в моей книге. На какой-то период они выступают на передний план, переходя в состояние, именуемое субстанцией... Это Я, о Нюшен, расставлял звезды на небе, предсказавшие твое путешествие; это Я послал тебе трех проводников. И они исполнили свое назначение, а теперь всего лишь книжные знаки, как и раньше».
Вергама помолчал, в комнату вернулась бесконечная тишина; Нюшен ощутил огромное удивление. Тогда закутанное существо продолжило: «Среди людей в течение некоторого времени находилось лицо, именуемое звездочетом Нюшеном, а также пес Ансарат и негр Музда, разделившие его судьбу... Но сейчас, короче говоря, я должен перевернуть страницу, а прежде чем это сделать, должен окончить запись».
Нюшену показалось, что по залу пронесся ветерок, послышался странный легкий вздох. Он видел, что шерсть Ансарата съежилась, и ветер раздувал ее. Затем под изумленным взором звездочета пес начал уменьшаться, как по злому волшебству. Он съежился до размеров крысы, затем мыши, стал мелким, как насекомое, хотя и сохранил свои обычные очертания. В конце концов крошечное существо подхватил потоком воздуха и пронес мимо Нюшена, словно мошку. Следя взглядом за его полетом, астролог увидел, что иероглиф пса внезапно возник рядом с иероглифом Саламандры в нижней части правой страницы. Кроме этого значка, от Ансарата не осталось ни следа.
Снова по залу пронесся ветерок, не задев звездочета, но развевая потрепанные одежды Музды, который припал к ногам своего хозяина, как бы ища защиты. Немой негр сморщился и усох, стал легким и тонким, как черный, лохматый таракан, и был поднят ветерком. А Нюшен увидел, как иероглиф одноглазого негра появился рядом с псом, а сам Музда исчез из материального мира. И теперь, ясно осознав, какая судьба ему уготована, звездочет попытался убежать от Вергамы. Он отвернулся от раскрытого тома и побежал к двери зала, его яркие изношенные одежды развевались. Но в его ушах мягко звучал голос Вергамы: «Напрасно люди стремятся противостоять или избегать судьбы, которая в конце превращает их в нуль. В моей книге, о Нюшен, есть место и для плохого звездочета».
Еще раз промчался странный ветерок, и холодным воздухом пахнуло на Нюшена. Он застыл посреди огромного зала, как будто какая-то стена преградила ему путь. Ветерок мягко скользил по его худому изможденному телу, шевелил седеющие волосы и бороду, тихонько выдергивал свиток папируса, который он все еще держал в руке. Его слабым глазам казалось, что комната кружится и бесконечно увеличивается в размерах. Возносящейся вверх и несущейся по кругу в быстром головокружительном хороводе звездочет узрел сидящую фигуру, удаляющуюся в космическую даль. Божество потерялось из виду, а сам Нюшен стал невесомым и тонким существом, высохшим потерянным листком, взлетающим и опускающимся в этом ярком вихре.
В книге Вергамы в конце последнего столбца на правой странице возник иероглиф изможденного звездочета, несущего свернутый гороскоп.
Вергама наклонился вперед в своем кресле и перевернул страницу.